Тихонов в лаборатории профессора Лыжина. В лаборатории длинные столы, вытяжные шкафы, грандиозные приборы, десятки колб, пробирок, ламп, датчиков... За приборами работают люди в белых халатах.
— Вот здесь мы и колдуем... — говорит Лыжин, и, указывая на сложную систему, состоящую из крупных трехгорлых колб, нагревателя, охладителя, змеевиков и массы других вещей непонятного назначения, поясняет: — Это так называемая реакция Гриньяра. Но главная наша надежда там... — И он махнул рукой в сторону установки у окна.
Около установки сидит красивая женщина. Она что-то пишет мелом на небольшой коричневой доске. А у системы, где идет реакция Гриньяра, спорят двое, и до Тихонова доносится:
— Да вы у Поздняковой спросите!..
К красивой женщине у окна подходит сотрудница:
— Анна Петровна, сначала через молекулярные сита пропускать или?..
Тихонов с удивлением смотрит на женщину, пока до него не доходит, что, по всей вероятности, она и есть жена инспектора Позднякова.
— Так чем же могу быть полезен? — прерывает его размышления Лыжин.
Тихонов молча протягивает ему заключение экспертизы. Лыжин углубляется в записи. Лицо его постепенно принимает выражение недоумения и тревоги.
— А у вас что, есть такое вещество?! — говорит, он взволнованно.
— У меня нет, — отвечает сидящий перед ним Тихонов.
Лыжин с видимым облегчением произносит:
— Ваши эксперты ошиблись. Это артефакт. Искусственный факт, научная ошибка...
— Вы хотите сказать, — спрашивает Тихонов, — что науке неизвестно это вещество?
— Почему же? Уже известно. Но в общем-то, пока что о нем правильнее говорить в будущем времени. Это будет лекарство против депрессии, неврозов, шизофрении, наконец! Его так ждут, что даже название заранее придумали — метапроптизол... И всех нас оно волнует. Вот и вашим экспертам, должно быть, померещилось... Кстати, если не секрет, почему вы этим интересуетесь?
— Дело в том, что им был отравлен человек.
— А на каком основании ваши эксперты пришли к этому заключению? Труп исследовали? — не верит Лыжин.
— Нет, до этого не дошло, слава богу. Человек-то выжил...
— Так что же они исследовали, черт возьми?!
— Пробку, — поясняет Тихонов. — Пробку от бутылки с хлебным квасом. В нем преступники растворили препарат...
— Пробку? Артефакт. Ошибка... Быть этого не может!.. А преступник задержан?
— Мы как раз с этим разбираемся, — отвечает Тихонов уклончиво.
— А кого отравили?
— Работника милиции...
— Милиции? — с еще большим удивлением переспрашивает Лыжин. И вдруг решительно возвращает заключение Тихонову: — Не верю. Бумажке этой не верю. Экспертам вашим не верю. Привезите мне эту пробку. Я сам ее исследую! — категорически требует он.
— Ты сегодня сводку читал? — спрашивает Шарапов.
— Читал, — отвечает ему Тихонов, садясь к приставному столику.
— У гражданки Пачкалиной два афериста произвели дома самочинный обыск. Изъяли все ценности и деньги...
— А какое это имеет... — начал было Тихонов.
— Имеет, имеет, — полковник кивнул. — Они предъявили наше удостоверение, и было там написано: «Старшина милиции Поздняков...»
— Значит... — задумчиво начал Тихонов.
Продолжил Шарапов:
— Это значит, что вопросов у нас с тобой не убавляется, а, наоборот, только прибавляется. Мы еще до конца не разобрались со всей этой историей с отравлением, а уже получили вводную с удостоверением.
— Притом удостоверение уже задействовано!.. — заметил Тихонов.
— Я бы хотел, — отозвался полковник, — получить гарантию, что они не пустят в ход и другой похищенный предмет...
— Пока что я вам этого не гарантирую, — говорит Тихонов.
— Жаль. Однако что же мы в результате всего этого имеем? — рассуждает Шарапов. — А имеем мы человека, у которого в руках неизвестное и мощное лекарство, который хорошо знает при этом, что Поздняков носил под штатским пиджаком пистолет, а у гражданки Пачкалиной Екатерины Федоровны хранятся дома немалые ценности...
— А может, это не один человек? — спрашивает Тихонов.
— Может, — задумчиво соглашается Шарапов. — Вот я и говорю, что вопросов у нас прибавляется.
— В таком случае разрешите мне немедленно выехать к пострадавшей? — встает из-за стола Тихонов.
— Поезжай...
— Это вы ко мне... Значит, ко мне... Заходите, гостем будете... — говорит Пачкалина, открывая Тихонову дверь своей квартиры.
На вид потерпевшей лет тридцать, одета она довольно крикливо, у нее пергидрольные волосы и густо намазанное круглое лицо.
Посреди комнаты, куда она вводит Тихонова, пиршественный стол: сардины, салат, копченая колбаса, селедка, искромсанная курица, пластмассовый бидон с пивом и несколько бутылок. Пир этот предназначается мордастому парню с широченными, затянутыми в териленовый пиджак плечами.
— Здорово, — недовольно произносит он с места. — Хена меня зовут. Ты че?..
Тихонов рассматривает его с интересом.
— Ну ты че? — продолжает Гена. Он, как видно, давно и мучительно пьян. — Ты че? Вишь, друг, площадка занята... Плацкарту тебе показать? Давай чеши отсюдова... Это моя женщина. Грабки ты к ней не суй... Ну! Если ты ко мне как человек, то и я с тобой... выпью... Катька, наливай...
Тихонов, рассмеявшись, садится за стол.
— Я с тобой, Гена, пить не стану. Я инспектор уголовного розыска и пришел сюда по делу. Поэтому ты посиди десять минут тихо, чтобы мне не пришлось тебя отсюда выпроводить вообще.
Пачкалина подходит к своему Гене, поднимает его со стула и выталкивает за плюшевую занавеску.
— Сиди!.. — говорит она строго. — Тебе говорят, сиди, не долдонь! Дай с человеком поговорить... С человеком, значит...