Тревожные будни - Страница 27

— И не стыдно Одессу позорить? Ведь теперь вся Пересыпь смеяться будет. Где твоя фантазия? Перу! Ты хоть знаешь, где Перу находится?

— В Китае? — с надеждой спрашивал «барон Гревс».

— Ах, Леня, Леня! Чтобы взламывать сейфы, география не требуется, но чтобы подделывать паспорта, нужно с ней познакомиться по крайней мере в пределах гимназического курса.

В результате обследования гостиниц было задержано свыше двухсот человек, среди них 65 крупных рецидивистов. Савельев опознал нескольких уголовников, близких к шайке Кошелькова, — Гришку Кобылью Голову, Заводного и Лешку Картавого. Допросы дали многое. Прежде всего, мы узнали адрес невесты Кошелькова Ольги Федоровой и установили за ней наблюдение. А затем Виктор Сухоруков, работавший с Лешкой Картавым, показал мне протокол допроса. Картавый утверждал, что за последнее время дважды видел Кошелькова на Хитровом рынке у нашей старой знакомой Анны Кузьминичны Севостьяновой. Первый раз Кошельков был там с Сережкой Барином и Ефимычем, а во второй — со своей невестой. Так подтвердились наши подозрения о связи Севостьяновой с Кошельковым.

В «нумерах» Севостьяновой был произведен обыск, и на письменный стол Мартынова лег клочок бумаги:

...

«Смотался в Вязьму, буду в «Хиве» в следующем месяце. Сообщи Ольге».

Подписи под запиской не было, но Федор Алексеевич Савельев хорошо знал почерк Кошелькова...

В тот же день в Вязьму выехала оперативная группа во главе с Савельевым. Первые дни сотрудникам розыска никак не удавалось напасть на след Кошелькова. Бандит словно сквозь землю провалился. Савельев даже высказывал предположение, что Кошельков в Москве, а его записка предназначалась только для отвода глаз. Вскоре, однако, выяснилось, что Кошельков все-таки в Вязьме. Удалось даже выяснить, с кем он встречается. Это была бывшая «хитрованская прынцесса» Натка Сибирячка. Кошельков должен был посетить Натку вечером в субботу. К его встрече подготовились, но он не пришел. Не появился он и на следующий день, и в понедельник. Тогда арестовали Натку. Она все начисто отрицала. Кошелькова, дескать, она действительно знает, но никаких отношений с ним не поддерживала и не поддерживает. И чего ей только жить не дают спокойно?! Кому она мешает? Что от нее, несчастной, хотят? Она такого беззакония не потерпит и будет писать жалобу самому Дзержинскому.

Пришлось Натку выпустить. А на следующий день были убиты купец Бондарев и его приживалка Кислюкова. В квартире ничего тронуто не было. Только на кухне, под мусорным ведром, сорвано две половицы, под которыми зиял провал — там находился тайник, до него-то и добирались убийцы.

— Работа Кошелькова, его почерк, — заключил Савельев, тотчас приехавший на место происшествия. — Для того и Вязьму навестил, а наводчицей была Натка.

Действительно, дальнейшее расследование показало, что Натка часто бывала у Кислюковой, засиживаясь допоздна, гадала ей на картах. При вторичном обыске у нее обнаружили несколько золотых вещиц, которые опознала дальняя родственница Бондарева, жившая во дворе во флигеле. Она же описала мужчину, который на рассвете выходил из дома Бондарева с узелком в руках. Вне всякого сомнения, этим мужчиной был Кошельков.

На этот раз Натка уже не запиралась и рассказала обо всем. Узнав от Кислюковой, что старик хранит золото, она послала письмо Кошелькову, который вскоре и приехал в Вязьму. Кошельков хотел «обтяпать это дельце», забрать свою невесту и уехать на юг. «А то в Москве мне теперь хана», — сказал он. Разрабатывая план ограбления, Кошельков бывал у нее ежедневно. Но потом сказал, что за ним из Москвы «прихряли легавые». После этого разговора Кошелькова она больше не видела, а золотые вещи, долю в деле, ей передал барыга по кличке Шелудивый.

К тому времени Вяземская ЧК по просьбе Савельева установила круглосуточное наблюдение за вокзалом и перекрыла дороги, ведущие в город. Одновременно в Вязьме было проведено несколько массовых облав, которые никаких результатов не дали. И вдруг совершенно неожиданно Савельев наткнулся на бандита в трактире Кухмистрова. Кошельков спокойно сидел за столиком и о чем-то разговаривал с опилочником Ахмедом.

Увидев Савельева, он дважды выстрелил. Одна пуля оцарапала Савельеву плечо, вторая застряла в левом легком. Савельев упал, а Кошельков, выбив плечом оконную раму, выскочил на улицу. Он бы наверняка ушел, если бы не наткнулся на группу красноармейцев, которые как раз проходили мимо трактира. На него навалились, обезоружили, скрутили руки и доставили в ЧК.

В тот же день Кошелькова в сопровождении Булаева (Сухоруков остался при раненом Савельеве) и конвоя Вяземской ЧК отправили в Москву. Два молоденьких красноармейца, опасаясь побега, не спускали с него глаз. Но Кошельков вея себя настолько спокойно, что решили даже развязать ему руки. В Москву прибыли без всяких происшествий. На перроне к Булаеву подошла молодая женщина, закутанная в серый платок, и попросила разрешение передать арестованному буханку хлеба. Булаев не возражал. Ему не могло прийти в голову, что в буханке браунинг, а стоящий недалеко от водогрейни чубатый парень — подручный Кошелькова Сережка Барин...

В следующее мгновение загремели выстрелы. Один из красноармейцев был убит наповал, а другой умер, не приходя в сознание. Булаев, в которого Кошельков выстрелил в упор, а затем сбил с ног ударом в подбородок, отделался легко — несколько царапин и надорванное пулей ухо.

Так закончилась вяземская операция, за которую Булаев неделю находился под арестом, а Мартынов получил выговор в приказе.