Тревожные будни - Страница 51

Шаги гулко разносились в тишине, а хруст льда под сапогами казался резким, как револьверные выстрелы.

— У тебя осталось закурить? — спросил Фролов напарника. Тот порылся в кармане, вытащил измятую пачку, скомкал, хотел бросить, но, видимо, выработанная годами службы в милиции привычка к порядку пересилила, и он, вздохнув, сунул пачку обратно в карман.

От отсутствия папирос курить захотелось еще сильнее.

— Надо ждать машины, может, у пассажиров табачком разживемся.

— А если ее не будет?

— Тогда терпи, брат. Сам виноват, что не позаботился.

— А ты?

— Я старший наряда, поэтому тебе мои действия обсуждать не положено! — засмеялся Фролов.

Они опять замолчали. И начали думать каждый о своем, но мысли у них были удивительно одинаковые. Они знали, что враг совсем недалеко от Москвы, гнали от себя прочь тревожные мысли о том, что он может захватить город, думали о своем месте в этой войне. Они понимали, что им доверено важное дело и их полоса обороны — эта улица с мрачными домами. За каждым темным окном были люди, и они, милиционеры, охраняли их труд и покой. Первым шум мотора услышал напарник.

— Вот он, наш табак-то, едет, — толкнул он в бок Фролова.

А машина уже ворвалась в пустоту улицы, заполнив ее всю без остатка ревом двигателя.

Фролов поднял фонарик, нажал кнопку — вспыхнул красный свет. Машина, скрипя, медленно начала тормозить. В кабине таяло алое пятно папиросы, и Фролов с радостью подумал о первой, самой сладкой затяжке.

Они подошли к машине. Фролов нажал на ручку, открыл дверцу кабины.

— Контрольно-пропускной пункт. Попрошу предъявить пропуск и документы.

— Минутку, — сидящий рядом с шофером командир достал из планшета бумаги.

Фролов зажег фонарик...

Сначала он ничего не понял, все произошло словно во сне. От стены дома отделились три зыбкие, почти неразличимые в темноте фигуры и бросились к машине.

Фролов, бросив документы на сиденье, рванул из кобуры наган. В это время что-то больно толкнуло его в бок, и он упал, ударившись головой о крыло. Раздалось еще несколько выстрелов, потом резанул автомат, и Фролов увидел двух бегущих. Тогда он, превозмогая боль, поднялся на локте и выстрелил им вслед три раза. Выстрелил и... потерял сознание.

20 октября 03.40. Сущевский вал

— Зажгите фонарь и — врача немедленно, — сказал Данилов.

Узкий свет побежал по земле, осветил на секунду золотистую россыпь автоматных гильз, особенно ярких на фоне черного асфальта мостовой, кожаную перчатку, раздавленный коробок спичек, обрывок ремня. И все эти вещи сейчас имели для Данилова особый и очень важный смысл, потому что дорисовывали ему картину происшествия, становились свидетелями того, что произошло здесь сорок минут назад.

А луч продолжал скользить по мостовой, и вот яркий кружок осветил еще одну гильзу, но была она значительно толще и длиннее автоматных. Данилов поднял ее, осветил фонарем. На ее донышке стояла маркировка — две латинские буквы. Да, впрочем, ему они уже ничего нового сказать не могли. Гильза была от патрона, которым снаряжается обойма к парабеллуму.

— Муравьев, — повернулся он к оперативнику, — ищите гильзы от парабеллума, они должны быть здесь.

— Есть, Иван Александрович!

Фонарик снова зашарил по земле.

— Товарищ начальник! — Данилов узнал голос оперуполномоченного Самохина. — Собака взяла след, довела до кинотеатра «Горн», там след потеряла. Но мы нашли вот что.

Данилов зажег фонарь и увидел, что Самохин держит шинель, обыкновенную красноармейскую шинель с зелеными треугольниками защитных петлиц на воротнике.

— Ну и что? — спросил Данилов просто так, на всякий случай.

— Вы посмотрите! — Самохин подставил воротник шинели под свет фонаря.

И Данилов увидел разорванную ткань и бурые пятна. Он потрогал воротник рукой. Грубое сукно было еще совсем сырым.

— Так, — сказал Данилов, — так. А где нашли?

— Метрах в ста за углом. Собака облаяла.

— Понятно. Что еще?

— Найдено семь гильз от парабеллума, — ответил невидимый в темноте Муравьев. — Кроме того, рядом с убитым лежит парабеллум.

— Документы?

— Красноармейская книжка на имя Реброва Ильи Федоровича. Видимо, поддельная.

— Ну это не нам решать, а экспертам. Как милиционеры?

— Отправлены в госпиталь.

— Пусть Поляков поедет туда и допросит их, если это, конечно, возможно. Лейтенант и шофер дали показания?

— Да.

— Отпустите их. Впрочем, подождите. — Данилов подошел к машине, осветил фонарем группу людей: — Как фамилия лейтенанта?

— Ильин, — подсказал Самохин.

— Товарищ Ильин! — позвал Данилов.

От группы отделилась высокая фигура, и Данилов скорее догадался, чем увидел, что лейтенант совсем еще молод, наверное, недавно из училища.

— Товарищ Ильин! — Данилов подошел к нему, крепко пожал руку. — Большое спасибо за помощь.

— Да что вы, товарищ! Это мой, так сказать, долг.

— Следуете на фронт?

— Так точно!

— Впервые?

— Да, — после паузы смущенно ответил Ильин.

— Да вы не смущайтесь! Судя по сегодняшнему, воевать вы будете отлично. Еще раз спасибо и счастливого пути.

20 октября 04.30. МУР

Не успел Данилов раздеться, как зазвонил внутренний телефон. Голос начальника МУРа был спокоен и чуть хрипловат.

— Ну что у тебя, Иван Александрович?

— Пока ничего утешительного.

— Сколько их было?

— Трое. Один убит, один ранен.

— Взяли?

— Нет, скрылся.

Начальник помолчал немного, потом сказал:

— Ладно, бери все вещественные доказательства по делу и заходи ко мне.