Тревожные будни - Страница 19

...

«Правильность показанных в настоящем опросном листе сведений о моей личности подтверждаю честным словом».

Вот она, новая, демократическая Россия!

Затем мы вместе с Виктором пошли к начальнику отдела личного состава Груздю. Он оказался матросом, одним из тех балтийцев, которых прислал Петроград в Москву в конце октября 1917 года. Круглолицый, плечистый Груздь восседал за громоздким двухтумбовым столом, на котором рядом с письменным прибором из розового мрамора возвышались буханка ржаного хлеба и вместительная жестяная кружка с чаем. На сейфах валялись в художественном беспорядке шинель, бушлат, бомбы, рваная тельняшка и пара сапог. Носок одного из них, словно на страх мировой буржуазии, был грозно разинут, и в его темной пасти поблескивали зубами сказочного дракона гвозди. Увидев Виктора, матрос отложил толстый карандаш, которым, как я успел заметить, рисовал на бумаге, покрывающей стол, чертиков, и грузно встал.

— Здоров! Подымить есть? — спросил он Виктора и брезгливо поморщился, когда тот достал пачку папирос: — Это не пойдет! Мне бы самосаду. Балтика, она махру уважает... Красота? — кивнул Груздь на стену, где из массивной позолоченной рамы кокетливо смотрела жеманная красавица в наглухо закрытом черном платье. — Одежу я сам дорисовал, — похвастался он, — а то она почитай что голая была. — И пояснил: — Буржуазия, она приличиев не соблюдает...

— Это Белецкий, — представил меня Виктор. — Я тебе о нем говорил.

— Где-то, что-то, вроде, — без особого энтузиазма откликнулся матрос. — Из прослойки, значит?

— Как? — не понял я.

— Из интеллигентов, говорю?

— Сын врача.

Водя по строчкам пожелтевшим от махорки пальцем, Груздь долго изучал опросный лист.

— То, что ты интеллигент, это, конечно, арифметический минус, — наконец изрек он. — Но ежели глядеть диалектически, это от тебя не зависит. Верно? Роковая игра судьбы! А вот то, что ты одинок, в смысле холост, это, понятно, арифметический плюс и очень положительный фактор. Ухлопают бандиты — и никто горючих слез лить не будет. А то тут одного вот такого же зелененького на Сухаревке царапнули, так сюда вся его родня сбежалась. То-то крику было!

— Ну-ну, брось запугивать, — усмехнулся Виктор. — Тебя послушать — можно подумать, что у нас каждую неделю по десять сотрудников убивают!

— А почему маленько и не попугать? — На толстых щеках Груздя появились смешливые ямочки. — Не куличи печем — революционный порядок наводим! Пусть знает, на что идет. А то захотит на попятную, ан поздно будет!

На следующий день после этого разговора я уже приступил к «исполнению обязанностей агента третьего разряда» особой группы по борьбе с бандитизмом. Начальником особой группы был пожилой рассудительный Мартынов, служивший до революции вагоновожатым в Уваровском трамвайном парке, а его помощником — «обломок старого режима», по определению Груздя, — Федор Алексеевич Савельев. У Савельева было непримечательное лицо с нездоровой, желтоватой кожей. Вялый, флегматичный, всегда скучный, он явно не соответствовал образу интеллектуального сыщика, который создало мое мальчишеское воображение. Между тем Савельев был далеко не заурядной личностью и задолго до революции считался одним из немногих крупных специалистов сыскного дела в России. Он великолепно знал уголовный мир и обладал феноменальной памятью, о которой рассказывали чудеса. К Савельеву приходили советоваться и агенты, и субинспектора, и инспектора. Он был своего рода справочным бюро.

Вскоре после моего зачисления наша группа была усилена за счет сотрудников бандотдела МЧК и насчитывала теперь около пятидесяти человек.

Это были горячие дни. Вместе с ВЧК мы очистили от уголовников Грачевку, провели крупную операцию в районе Верхней и Нижней Масловки, ликвидировали шайку, занимавшуюся контрабандной торговлей наркотиками, уничтожили бандитские группы Собана и Водопроводчика. Но Мартынов не был удовлетворен результатами. Он хотел большего. Его в первую очередь интересовала Хитровка, которую он вполне обоснованно считал центром бандитизма в Москве.

«Вольный город Хива» издавна был пристанищем всех уголовных элементов города, которые ютились здесь в многочисленных ночлежках. Притоны чуть ли не официально делились на разряды. В высших обитали фальшивомонетчики, налетчики, медвежатники, крупные домушники; в средних находили все, что им требовалось, поездушники, карманники, голубятники, а ночлежки низшего разряда заполнялись преимущественно нищими, портяночниками и мелкой шпаной.

В домах Румянцева, Ярошенко, Кулакова имелись и отдельные комнаты-«нумера», которые предоставлялись почетным гостям. Здесь находили себе приют международные взломщики сейфов, типа Вагновского и Рыдлевского, расстрелянных в 1919 году, известные бандиты, как, например, Павел Морозов, Котов и Мишка Чума, фальшивомонетчики и крупные авантюристы. На Хитровом рынке большими партиями скупали краденое, нюхали кокаин, ночи напролет играли в штосс, железку, ремешок, пили смирновку и ханжу.

За время своей недолгой работы в розыске я уже достаточно наслушался различных историй, связанных с жизнью «вольного города». Слова «Хитров рынок» часто мелькали в приказах, их произносили на совещаниях и заседаниях. То атаман рынка Разумовский убил двух милиционеров, то Мишка Рябой собирался вырезать семью Савельева, то к нам поступали сведения, что после ограбления в Петрограде здания сената все ценности какими-то неведомыми путями переправлены на Хитровку и золотую статую Екатерины II стоимостью 500 тысяч рублей и ларец Петра Великого видели у содержателя чайной Кузнецова...